качества. Ему ремонт сделали дорогущий и качественный, а он решил недоплатить.
– Да, папаша у неё знатный мудак. И мама не отстаёт. Она в гимназии Мамедова преподаёт. Изводит детей как гестаповка.
– Ну и как у таких родителей могло уродиться что-то путное?
На этой фразе я отправился в туалет. Роберт допивал второй виски. Теперь он сам решил излить душу. Вопросов я не задавал.
– Она звонит по 15 раз на дню! Котик, блядь! Я раз 50 просил не называть меня котиком. А ей не слышно, сука. Она хочет показать своё упрямство и власть. «Котик, а ты чего не звонишь?..», «Котик, а ты вчера так сухо похвалил мои куриные карманы…» Да потому что карманы у тебя на джинсах и пальто, а эти загнувшиеся в муках, пересушенные ошмётки спортивной курицы – это не карманы, а хуйня! «Котик, Илона сказала, что видела тебя с какой-то возрастной тёткой…» С тёткой возрастной меня Илона видела! Ирочке 32, рельеф, воспитание, губы натюрель, вся в собственном соку. И Илона, которая в 26 лет выглядит на 49 и вообще похожа на гомосека из «Модного разговора».
– Приговора, вообще-то, но это неважно. Не знал, что ты смотришь такие передачи, Робби.
– Я смотрю?! Это Эля смотрит. Смотрит и комментирует.
Роберт стал красным. Роберт уже не любил Элю, он её люто ненавидел. Роберт врубил все маховики самонакрутки. Маленькие человечки крутили механизмы ненависти.
– «Котик, твои розы завяли на второй день. Неужели ты дарил их не от души?..» Так она даже розы обрезать перед тем, как в вазу поставить, не может!
– Дима Монгол гол забил, – кивнул я на экран, а бар взорвался неимоверным грохотом.
– Да и похер! И на гол, и на Монгола! Я хочу жить комфортно! – кричал Роберт. – Я не хочу быть котиком, кисиком, сомиком и прочей уменьшительно-ласкательной тварью! А котлеты, блядь! Ну как можно сделать из мяса вулканизированную резину?! И ведь жрёт сама, давится. Делает вид, что вкусно, чтобы не признавать свою кулинарную немощность.
– Так скажи ей! – проорал я в ухо Роберту. – Гавкни на неё, в конце концов!
– Вот ты и гавкни! – коротко крикнул он в ответ, и мы заказали ещё.
Меня разбудил звонок: громкий, настойчивый, сверлящий. Рука автоматически поползла в сторону тумбочки с бокалом и не промахнулась. В голосе Эли звучал неделаный трагизм.
– Утро недоброе! Утро омерзительное и противное. Скажи, это всё правда?
– Что правда? – Глоток виски помог отлепить язык от нёба. Я даже представил те белые нити, что были разорваны каплями благородного напитка.
– Правда, что вы с Робертом уже три года являетесь прихожанами секты «Новое поколение» и ходите в свингер-клуб… в свингер-клуб «Махаон»… – зарыдала Эля. – Правда, что… что… что Роберт взял приз «Ходок года» в этом долбаном свингер-клубе, а три дня назад подал заявление в загс с какой-то Ирой, которая вся натюрель и прекрасна в позе наездницы?
– Почему ты плачешь, Эля? Разве стоит так убиваться по мелочам?
– А мне что, блядь, смеяться?! Мне хохотать? И что ты сейчас сказал? По мелочам? Так это правда?! Правда про «Новое поколение», «Махаон», этого грёбаного «Ходока года» и натюрель наездницу Ирину?
– Кто тебе это сказал?
– А-а-а… понятно. Ты допился уже до той стадии, что не помнишь, с кем говорил, о чём говорил и когда говорил?
– И когда говорил?
– Под утро говорил! Ну и ладно. Пусть эта правда меня и не устраивает, но это всё же правда. Правда же? Ну, скажи! Правда?
– Почти…
Через несколько дней Элина разнесла мой пьяный бред по всей Риге. Но поисковые системы не находили в Риге клуб «Махаон», а в то, что мы можем прибиться к «Новому поколению», не поверил бы даже наш заклятый враг. Элину жалели и делали вид, что верят. Роберт не знал, как меня отблагодарить, Элина ушла в загул по ночным клубам и мужчинам значительно старше себя, а мои угрызения совести закончились через пару загулов.
Сантехник
Полина дрожала. Несколько раз подносила палец к экрану и зажмуривала глаза. Наконец решилась.
– Юрий Григорьевич, это Полина.
– А что с голосом?
– Юрий Григорьевич, тут такое дело…
– Полина, говори! Не жуй сопли, говори!
Девушка увидела за окном витрины счастливую пару. Он держит её за талию, она улыбается, откинув голову. Полине очень захотелось быть на месте этой девушки.
– Юрий Григорьевич, в котельной потекла труба.
– И-и-и? Как потекла труба? – Голос Солина заставил переживать.
– Ну-у-у… как…
– Я спрашиваю! Как потекла труба? Как ручеёк, как селевой поток, как львица во время течки?
– Как пиво из крана, Юрий Григорьевич. Хорошо потекла, бодро. В общем… ресторан пришлось закрыть во избежание…
– Во избежание чего, дура?
– Во избежание последствий.
Юрий притормозил, закрыл глаза и вцепился в руль. Он представил солидных бизнесменов, богатых туристов, отвязных мотов со шлюхами, которые увидят табличку «Ресторан закрыт». И эти твари пойдут в другой ресторан, оставив Юру без прибыли. Перед глазами закрутились барабаны с долларами и евро. Двести евро, пятьсот баксов, восемьсот евро…
– Полина, сантехника вызвали?
– Да. Он уже едет, Юрий Григорьевич.
– Я тоже еду, Полина! Минут за сорок домчу. Сантехник назвал примерную стоимость ремонта?
– Он же не был в котельной.
– А ты не могла ему на пальцах объяснить?
– Я ему сказала, что всё течёт. Он усмехнулся и сказал: «Еду».
Юра вдавливал в пол педаль своего «порше», то включал, то выключал музыку, позвонил и обматерил прораба, сказал любовнице Дине, что хуй ей, а не юбка от «Гуччи». Два раза он набрал Полину и попросил дать трубку сантехнику, но тот, по словам девушки, карабкался по трубам. Радовало, что ресторан был закрыт всего двадцать минут, но это тоже деньги, и их нужно вычесть из чьей-то зарплаты. Припарковав авто, Юрий ворвался в зал, зацепил ногой стул и, воспарив над полом, грохнулся, больно ударив колено. Прихрамывая, хозяин ресторана дошёл до котельной. Это было просторное помещение с высокими потолками и бурыми стенами. Ржавые трубы напоминали сложную головоломку, на тельфере зловеще покачивался массивный крюк, пахло маслом и соляркой.
– Больше не течёт? – обратился Юра к Полине.
– Нет. Вон там текло. – Полина указала пальцем на расположенную высоко трубу. – Но сантехник всё починил. Вставил какую-то новую прокладку, и всё.
– И сколько взял?
– Сорок пять евро взял. Выезд, материал и работа.
Юре показалось, что на его глаза надвинули шоры. Вадимчик подождёт с новой курткой. Анечке сегодня дарить тюльпаны вовсе необязательно.
– Сорок пять евро? – разнесло по котельной крик Юры. – Сорок пять, еби ё мать?! А где
